Тайна «Железной дамы» - Страница 40

Герши стоял у самых дверей, цвет его лица из румяного стал фиолетово-зеленым. Он зажал нос платком, страдальчески корчился, да и старался не глядеть на бурую головешку в белом костюме с раскоряченными обрубками-руками и ногами на столе.

Иноземцев все это время оживленно, с небывалой сосредоточенностью носился по комнате, собирая инструменты. Бросив короткий взгляд на бедного адвоката, он достал две маски-респиратора, изобретенные горным инженером, которые были полезны всякому прозектору, и протянул одну из них Герши.

– Не делайте глубоких вдохов, – посоветовал Иноземцев, – наденьте это, садитесь лицом к окну. – Потом вручил ему тетрадь и перо: – Я буду говорить, вы записывайте. Как вы себя чувствуете? Не дурно? Не слишком жмет?

Герши поправил странный прибор на лице, круглый, пористый, с сероватой прослойкой и резиновыми ремнями, крепящимися на затылке, и замотал головой – светлые барашки его волос смешно заходили вправо-влево, будто пружинки.

– Диктуйте. Я готов, – прогундосил он в маску.

– Ну что ж, – торжественно промолвил в ответ Иван Несторович и потер руки. – Я тоже готов. Начнем. Прежде с него надо снять эти помпезные тряпки. Эх, его пытались омыть дезинфицирующим раствором, повредили частично кожный покров и трещины от огня, которые могли бы очень многое сказать. Никаких данных об остатках одежды… Быть может, удастся обнаружить прилипшие кусочки лоскутов… Ладно, поглядим-поглядим…

Когда похоронный костюм Лессепса-младшего упал рядом с ножкой стола, Иноземцев вооружился лентой с делениями и склонился над столом.

– Труп мужского пола, телосложения худощавого, возраст определить нет возможности… пока нет возможности. Отсутствуют конечности рук и ног, края обуглившиеся, обсыпаются, кожный покров лица равномерно закопченный. Нижняя часть, в особенности зубы, видимо, обсыпались еще при первом осмотре. Записываете? – Иноземцев глянул на Герши, съежившегося в кресле и усиленно работавшего железным пером. – Во рту, кроме сухой трухи, той, что осталась от кожи и мышц, ничего обнаружить возможности нет. Шея обуглена. Левая сторона тела значительно обгорела, огонь съел ребра, мягкие ткани местами отсутствуют. Мы видим оголенные участки грудной клетки и брюшной полости, мышечные волокна черного цвета, под ними проступают кишечник, селезенка и легкое. Поверх них тонкая полоса от предыдущего вскрытия. Зашивать его не стали.

Иноземцев аккуратно стал приподнимать черный бугристый прямоугольник того, что было раньше кожей, подкожной клетчаткой и мышцами, с легкостью обнажив рисунок внутренних органов. Запах пошел такой, что бедный Герши простонал. Было чрезвычайно сложно вдыхать этот удушливый аромат даже через чудо-маску с угольной прослойкой и известью и следить за мыслью доктора одновременно, а еще и записывать. Но Иноземцев лишь оживился.

Посыпались красочные описания органов – их цвет, от черного до темного-красного и цвета вареного мяса, тягучести слизи и крови, разнообразия консистенций. Иван Несторович, похоже, находил в этой возне с трупом особое удовольствие, а порой забывал, как бедный адвокат относится к подобного рода зрелищам, подбегал нему и, тыча в нос скальпелем с частичками нечто ужасного, заставлял его взглянуть и даже прокомментировать увиденное.

– Неужели вы считаете, что эти почки действительно пережили пожар? – На этот раз Иноземцев протянул ему ладони с округлыми темно-красными органами. – Ну гляньте, прошу вас. У вас ведь должен быть богатый судебный опыт. Размеры почек говорят, что до смерти они функционировали прекрасно, лишь близкое присутствие огня немного уменьшило их в размерах из-за потери влаги. Кто сказал, что это острый нефроз, возникающий мгновенно, когда тело начинают поджаривать на огне? Я протестую. Вполне вареные себе почки.

Молодой адвокат интенсивно закивал, мечтая лишь о том, чтобы этот вареный продукт от него убрали куда подальше.

Иноземцев вернулся к столу.

– Что мы имеем в конце осмотра, – проговорил он. – Возраст двадцати-тридцати лет, точнее определить не могу. Функциональность органов спорна. Я бы сказал, что сердце у нашего друга начинало пошаливать. Большое количество частичек золы в трахее, бронхах, легких может иметь другую природу – надышался этим где-то. Нужно искать пневмокониоз. Да и ножевые ранения – описание их меня вовсе не удовлетворило. Ни одну из этих ран невозможно назвать прижизненной – пламя поработало на славу. Труп могли просто проткнуть ножом, а потом спалить. Даже разрыв чревной артерии просматривается с трудом и совершенно никак не может служить доказательством смерти. Но с этим в суд не явишься. В суд обычно являются с доказательствами, а не с их отсутствием. Судебная палата вам не аптека…

– Если искать что-то, то можно, в конце концов, вообразить это, – жалобно пискнул Эмиль Герши.

– Вообразить? – проронил Иван Несторович и задумался, глядя в темноту балконной двери. Уже давно перевалило за полночь. На столе рядом с обожженным трупом, как на витрине, лежали все внутренние органы. Доктор не поленился и вырезал каждый, осмотрел его и внешне и в разрезе. Каждый был описан с тщательностью самого завзятого аккуратиста.

– Знаете, месье Герши, почему я не удовлетворен ни заключением медицинского эксперта и полицейского врача, ни своим собственным? – воодушевленно наконец после долгой паузы воскликнул Иван Несторович. – Фагоцитоз! Макрофаги! Спасибо Илье Ильичу – гению гистологии. Об исследовании на клеточном уровне, похоже, наши друзья, судебные эксперты Префектуры Парижской полиции, еще ничего не слышали, да и я позабыл. Это новый способ доказать, что в тканях органов зарождаются новые процессы и образования, если есть дисфункция органов, то ее можно выявить отсутствием работы фагоцитов.