Тайна «Железной дамы» - Страница 41

– Что же это нам даст?

Иноземцев не ответил, достал пачку предметных стекол и принялся настраивать свой микроскоп. Такого микроскопа не было ни у кого, он собрал его из двух других, изготовив пятилинзовый объектив, а в качестве иммерсионной жидкости использовал масло особого состава с апертурой едва ли не полторы единицы, позволяющего делать изображение еще более ярким и четким, чем при канадском бальзаме, имеющем большой успех среди микробиологов. Чтобы разглядеть таких малышей, как аспергиллы и фузарии, необходимо было большое увеличение и минимум изъянов в картинке. Иноземцев очень опечалился, когда его потерял. Сложно было собрать точно такой же. А микроскопы системы Аббе, которые он безжалостно разобрал, стоят невообразимо дорого.

Когда инструмент был настроен, он объявил, что намеревается исследовать частички органов, многократно их увеличив, чтобы рассмотреть процессы на уровне клеток. Отправил бедного адвоката спать на первый этаж, любезно предоставив единственную лежанку в лаборатории – кушетку, на которой он принимал своих пациентов, а сам углубился в изучение клеточной патологии. И до самого утра провозился у окуляра, то снимая перчатки и делая записи, то вновь их натягивая, покрывая предметные стекла слизью, собранной с органов, то просматривая какой-либо орган на свет, то вновь склоняясь к микроскопу.

И ничего не нашел. Никаких серьезных отклонений.

Усталый и разбитый, он стянул с лица респиратор, сел напротив тела и долго на него смотрел.

– Прости меня, Лессепс-младший, прости… Всего тебя, бедолагу, раскурочил. Не уследил, а теперь стыдно… И горько.

Но тут упрямый внутренний голос врача опять дал о себе знать.

«В чем суть твоей теории?» – спросил он.

– Труп был подброшен, – ответил сам себе Иноземцев, нахмурившись. Усталость брала свое, а требовательный разум никак не унимался, заставлял напрячь силы. – И что?.. Что? Что?.. Труп подброшен, стало быть, мертвый, стало быть, не дышавший вовсе… Стало быть, откуда там взяться, в органах дыхательных путей, золе, если он не дышал во время пожара. Опять сочиняю… А если это пневмокониоз и взаправду? Кочегар ли это, истопник какой, шахтер, к примеру. Закончил смену, вышел на улицу, а его тут же грабят и убивают. Вот зола-то и сталась в глотке. Однако золы недостаточно для пневмокониоза…

Откинувшись на спинку стула, вздохнул и сам себе ответил:

– И ведь еще молод. Верно, до пневмокониоза не дошло дело или он на эмбриональной стадии.

И, сорвавшись с места, кинулся к остаткам легкого, решив еще раз поглядеть на альвеолы.

– Нет, тот, кто знает, что искать, непременно сыщет, – торжествующе проговорил Иван Несторович после нескольких часов изучения клеток альвеол легких, бронхов и сосудов вокруг. Помимо золы, в межальвеолярных перегородках находились едва заметные отложения угля, а фагоцитарные свойства этих самых альвеолярных клеток утратили местами свою функцию, и на их месте стали образовываться крохотные узелки клеток, которые не смогли восстановить себя сами и стали превращаться в фиброзные новообразования.

Иноземцев испустил долгий протяжный вздох и, закрыв глаза, присел на край кресла. Тотчас в сознании восстала картинка машинного отделения локомотива, угольный отсек, печь, клубы золы, куча сваленного в углу угля. И истопник с лопатой.

Вот кто сейчас лежал на столе его лаборатории – истопник!

Глава VII. Суд, или О тонкостях перевода

Иноземцев продрал глаза, когда вовсю сияло солнце, – уснул, откинув голову на спинку кресла, прямо с респиратором на лице, перчатках и в фартуке, сплошь перепачканных в разложившейся слизи и пепле. Первое, что пришло на ум, – приснилось ему все: истопник, победа, фагоцитоз и пневмокониоз легких мнимого Ромэна. Иван Несторович подскочил как ошпаренный и бросился к микроскопу. Но нет, частичка плоти легкого под ярусом линз содержала едва заметное зарождение фиброза.

Победоносное чувство накатило как волна, Иноземцев едва не захлебнулся от радости, но тотчас она отхлынула, и он поник. Как доказать это в суде? Теории Мечникова от силы пару лет, никто прежде ею и не пользовался в судебной медицине. Можно ли считать крохотные фиброзные клетки доказательством того, что исследуемое тело не принадлежит Ромэну Лессепсу? Поверит ли ему вообще кто-нибудь? Не решат ли что опять русский доктор свихнулся?

Иноземцев в отчаянии стал метаться вокруг стола. Сначала кинулся укладывать все внутренние органы в грудную клетку истопника-незнакомца, потом стянул с себя перчатки, взглянул на часы. Уже четверть одиннадцатого! И помчался будить Герши.

Попробовал поведать об открытии адвокату, но тот, как, впрочем, и ожидалось, удивленно хлопал глазами, потом смутился и выдавил:

– Вы уверены? – было по взгляду адвоката ясно, что ничегошеньки он не понял.

Иноземцев поник.

– Та-ак, – протянул он. – Сейчас же мы отправимся вместе с нашим пациентом к месье Ташро.

– Но мы едва успеваем к началу заседания суда, – мягко возразил Герши.

– Придется задержаться. Но без протекции комиссара полиции нам делать там нечего. Слава богу, суд всего лишь на другом конце острова. Набережная Часов, вы говорили?

Чтобы вызвать фиакр, прикрепить к нему ремнями гроб и добраться до Префектуры, понадобился почти час. Месье Герши нервно щелкал крышечкой часов, а Иноземцев мысленно молил Ульяну чуть-чуть потерпеть.

В кабинете комиссара ситуация не прояснилась.

– К несчастью, я ничего там не вижу, – со вздохом проронил Ташро, оторвав взгляд от окуляра микроскопа.