Тайна «Железной дамы» - Страница 61

«Не знаю, что со мной, доктор, – жаловался он, – всюду этот юноша мерещится, не могу больше видеть его, примелькалась панама проклятая».

Иноземцев поднял голову, в окне вдруг застыло чье-то лицо в крови, ссадинах и пороховой копоти. Пригляделся – Ромэн Лессепс. Бросил взгляд на пациента – а это уж не барон Рейнах, а Ульяна в пиджаке твидовом и с картузом набекрень. Перед нею кругляшки фишек, карты веером, бумажные франки – все вперемешку на столе зеленого сукна. Иноземцев бросает взгляд на свои руки, а там – тройка, семерка и пиковая дама.

«Не кидай даму, потихоньку туза из рукава тащи, дурень, – прошипела девушка. – Проиграем жениха моего. Убьют его».

Иноземцев отбросил карты и выбежал вон из своей маленькой амбулатории. Вместо улицы Медников он оказался на бульваре Клиши, и тотчас к нему в ноги кинулась старушонка в чепчике.

«Где это видано, чтобы жизнь человеческая стоила пригоршни банковских билетов?» – простонала она.

Насилу от нее Иноземцев отделался. Бежал через весь Латинский квартал, изо всей мочи пытаясь от кого-то оторваться, вот-вот нагонят, уже в спину дышат. Кто – неясно? То ли черти, то ли полиция, то ли Ромэн Лессепс.

«Украл мою невесту, предатель!»

Полуразрушенные деревянные домики вдруг исчезли, перед глазами возникли пурпурные розы на фоне цвета беж – как живые, на ветру колышутся, бутоны распускаются, оплетая его колючими ветвями, больно вонзаясь в кожу.

– Люблю, очень люблю, Ванечка, родненький, больше жизни люблю… – большеглазое видение порхало в воздухе. Вдруг оно одежду скинуло, прильнуло и телом своим теплым полупрозрачным накрыло.

– Иван Несторович, Иван Несторович, уже пора, стемнело, – шептало оно, мягко поглаживая волосы.

Иноземцев насилу открыл глаза, а видение не исчезло, оно нависло над ним, улыбалось, низко склонив лицо. Налитые свинцом веки сомкнулись.

– Просыпайтесь, Ванечка. Пора бежать. Или еще сутки у меня пробудете? Я бы рада, да только у вас ведь пациенты, сами говорили.

Иноземцев предпринял попытку открыть глаза.

– Где это я?

– Все еще в башне. Ванечка, у меня. Вы меня простите, пришлось в чай опять снотворного подлить. А не то вы бы себя выдали. Мне уходить надобно было. Как вас тут одного оставишь? Поднимайтесь.

Еще не до конца осознав, сон ли это или уже действительность, Иван Несторович встал. Ульяна подала его одежду и даже помогла одеться, заботливо застегнула пуговицы жилета и натянула редингот. Доктор лишь послушно вскидывал руками, позволяя себя одевать, как сонного ребенка. Комната тонула в неясном освещении чуть приглушенного электрического светильника над столом с чертежами, полотно витража было усыпано огнями – город накинул вечернее покрывало. Словно на расстоянии вытянутой руки, прямо напротив кровати висел полумесяц.

– Слушайте внимательно, – проговорила девушка, усевшись рядом на край постели и сжав его руку. – Вот ключ от двери, – она вложила в его ладонь холодный металлический предмет. – Как только потухнет свет, вы спуститесь по давешней винтовой лестнице на первый этаж третьего уровня, на смотровую площадку – она огибает северную и западную стороны платформы. Дойдете до западной стойки, там лифт. В потемках посетители, прибывшие поглядеть на лаборатории, тотчас же пожелают спуститься и покинуть башню. Я потушу электричество, я знаю, где рубильник. Лифт механический – работает за счет двух кабин: одна внизу, другая наверху, одна другую тащит. Когда вы окажетесь на второй платформе, я уже буду здесь и включу рубильник. За это время вам нужно будет слиться с толпой, а потом гидравлическим лифтом уехать на первый этаж. Там обычно столько посетителей, что ваше присутствие не покажется подозрительным.

Иноземцеву с большим трудом удалось уловить смысл ее слов, стены комнаты по-прежнему плавали, цветы колыхались.

– Что за снотворное? – проронил он.

– Лучше вам не знать, – покачала головой Ульяна.

– А почему не лестницей? Почему лифтом?

Девушка замотала головой и обняла его.

– Как же вы в таком состоянии по лестнице? Вы идти-то можете? Хотите воды?

– Да, очень, – выдохнул Иван Несторович, проведя по пересохшим губам рукой.

Несколько жадных глотков вернули к жизни, чуть отрезвили. Но он и не заметил, как девушка из комнаты удалилась. А была ли она здесь? Внезапно свет потух, Иван Несторович заставил себя подняться, вспомнив, что это было знаком. Как в тумане, шатаясь, вышел из комнаты на смотровую площадку, в лицо пахнуло холодным воздухом. Цепляясь за железные перила, доковылял до лифта…

И провал в памяти.

Проснулся в своей лаборатории, распластавшись на кушетке прямо в рединготе и очках, оттого что грифон неистово лизал руку.

– Что за черт? – проронил он, поднялся и сел.

С минуту сидел, хлопая глазами. Потер под стеклами очков веки, щелкнул крышечкой часов – десять. То ли еще не рассвело, то ли небо затянуло облаками, то ли все вокруг потонуло в смурой серости вечера.

Встал, прошелся. В прихожей в углу валялась безжалостно погнутая сигнальная чаша, всюду разбросан мусор, щепки. И тотчас он вспомнил вчерашний процесс во Дворце Правосудия, как вернулся и в ярости сломал сигнализацию, а потом топором разрубил стол. Но было это словно не вчера, а целое столетие назад.

Побледнев, он дернулся к шкафчику с лекарствами, судорожно распахнул дверцы – луноверин лежал нетронутым, с ним и простерилизованные шприцы в количестве, равном тому, что оставлял ранее. Потом поднялся на второй этаж – и там царил невиданный хаос. Мало весь мусором и пылью был усыпан, так еще и пробирки, и реактивы, и чашки Петри с образцами культур – все в беспорядке свалено в углу, тетради, книги, поломанные весы, инструменты, перепачканные в засохшей трупной слизи.