Тайна «Железной дамы» - Страница 44

Двери распахнулись весьма неожиданно вновь, дабы в третий раз потрясти ажурные стены цитадели правосудия бесцеремонным вторжением.

– Это опасная преступница, и я требую, чтобы немедленно ее передали в руки полиции Российской империи! – словно громом среди ясного неба прогремели слова, сказанные по-русски, тоном и голосом столь знакомым Иноземцеву, что тот с трудом поверил ушам своим, а когда обернулся – то и своим глазам.

В зал суда явился Делин. Потрепанный котелок набекрень, старый редингот нараспашку, нелепые сапоги с широкими раструбами, усы, как и в былые времена, торчком, глаза, метавшие молнии, – все это придавало бывшему исправнику весьма комичный вид.

Судья Бенуа тотчас разгневанно застучал молотком по столу, а жандармы бросились непрошеному гостю наперерез.

– Я не позволю прикасаться к представителю закона Российской империи, – Кирилл Маркович выпростал руку для защиты, но, заметив Ивана Несторовича, забасил еще пуще. – Иноземцев, что же вы, не признали своего давнего знакомца? Или до сих пор дар речи не обрели, а? Скажите этим синим чудилам, чтобы не лезли на рожон.

– Кирилл Маркович, qu’est-ce que vous faites… о! Pardonne-moi, что… что вы здесь делаете? Как вам удалось сюда попасть?

– Что я делаю? – Делин нервно сжал кулаки и сделал движение к Ульяне, в удивлении хлопавшей мокрыми ресницами. – Третий год я вынужден гоняться за этой фурией! Три года, шельма проклятая! По всей Европе. Я потерял службу, чин, место, все! По ее вине! И явился сюда, чтобы вернуть все на свои места. Мне – мою прежнюю жизнь, а государю – Элен Бюлов. Что я здесь делаю? Арестовываю ее.

Бенуа ни слова не понял по-русски, но грозный тон пришельца судье пришелся не по вкусу – он снова забарабанил своей судейской колотушкой.

– Выведите вон этого наглеца. Неслыханная дерзость! Неужели успели принять закон, позволяющий такую чудовищную бесцеремонность?

– Позвольте, я ему объясню, – подался вперед Иван Несторович.

– Кто это такой? Вы его знаете, месье Иноземцев? Он тоже русский? Переведите нам, чего он хочет?

– Это… – протянул Иван Несторович, отчаянно заламывая руки, бледнея, краснея и уже начиная дрожать. – Это больной, он болен, он мой пациент… Он страдает тяжелой формой мизантропии… Не понимаю, как он нашел меня… Видимо, проследил… И вообразить сложно, как это ему удалось…

– Что «малад», что такое «малад»! – взвинтился Делин. – Что за малад-мармелад! Тамбур мармелад!

Иноземцев бросил на исправника несчастный взгляд, а потом вновь обернулся к судье и Лессепсам.

– Простите, ради бога, клянусь, я сам с ним объяснюсь. Он бывает буен… Поэтому, умоляю вас, ваша честь, велите господам полицейским не подходить к нему слишком близко, – и, вновь обернувшись к Делину, быстро заговорил по-русски: – Вас самого сейчас арестуют. Лучше уйти. Господин слева от меня – это комиссар полиции, месье Ташро. Поглядите, как сверкают его глаза, он очень хочет познакомить вас со здешними казематами.

– Меня не запугать, Иноземцев, вашими казематами. Легко сюда попал, легко и выберусь, уж поверьте мне на слово. Но вижу, вы чудесно по-ихнему лопочете, так что силь ву пле, мон шер, переведите, что это за птичка сидит на скамье подсудимых, что за персонаж. Пусть знают, ибо не ведают, раз даже наручников на нее не надели. Тьфу! – Он сделал три широких шага к Ульяне и, ткнув в нее пальцем, яростно прокричал, наивно полагая, что слова его понятны всем: – Повторяю, эта девица – печально известная ловкачка и авантюристка – Элен Бюлов, она же Ульяна Владимировна Бюлов, она же Элен Боникхаузен, украла из казны его величества российского императора алмазов на несколько миллионов рублей, опозорила чуть ли не весь штат Департамента Петербургской полиции, обокрала великого ученого, готовившего полет на аэростате, также повинная во множестве убийств и мелких краж, а ныне выдает себя за другого человека. Она должна быть немедленно… – Делин, плюясь и багровея, бросил еще несколько неистовых реплик в том же духе.

Иноземцев уже не слушал. Побелев, он замер, чувствуя близость неминуемой катастрофы. Если еще раз исправник произнесет «Элен Бюлов», тонкости перевода с русского на французский не спасут – всем непременно захочется узнать, кто это такая, чье имя созвучно с именем подозреваемой, и отчего пришелец так настойчиво тычет в нее пальцем.

– Мизантропия… – качая головой, проронил Иноземцев и осекся.

Первым вышел из оцепенения комиссар Ташро. Он собрал глубокую морщину на переносице, помычал в раздумьях и продолжил, обращаясь к Ивану Несторовичу:

– Месье Иноземцев, мы все глубоко сочувствуем вашему пациенту, но не могли бы вы мягко намекнуть ему о присутствии в зале суда судьи Бенуа, всеми уважаемых господ Лессепсов, месье Эйфеля, которых он привел в немалое недоумение своим эксцентричным появлением, а также и о моем скромном присутствии и присутствии десятка бравых жандармов, уже готовых его тотчас же препроводить в камеру.

– Я только что это сделал, – почти огрызнулся Иван Несторович, к несчастью не знающий, что делать, и готовый выть от отчаяния. Но поразмыслив мгновение, обернулся к Делину и процедил сквозь сжатые зубы:

– Вы не в России находитесь. Это Франция! Другая страна, другие законы. А здешняя полиция имеет обыкновение приглядываться к иностранцам, в особенности к тем, кто является возмутителем спокойствия.

– Ульяна Владимировна последует сейчас за мной! Мне плевать, Франция это или Америка! Пусть хоть Луна или Юпитер, – не унимался Кирилл Маркович.

– Просто так вам ее не отдадут, и вам это прекрасно известно. Ведь вы не разучились здраво рассуждать? Прошу вас, идите, Кирилл Маркович, а не то накликаете на всех нас беду. Я объясню позже… Ульяна ни в чем не повинна… Я все вам объясню. Но после.