Тайна «Железной дамы» - Страница 34


К оглавлению

34

Адвокат представился, предъявил полномочия и попросил разрешения сделать осмотр дома. Но синемундирный вдруг вперился пристальным взором в Иноземцева, потом вскинул газету, взглянул на ее страницы. Брови жандарма поползли вверх, и он вновь недоуменно уставился на врача.

– Да, вы правы. Это я, – процедил Иван Несторович, догадавшись, что городовой, как назло, читал сейчас статью о приключениях русского доктора. – Вы пропустите?

– О месье… – начал представитель правопорядка, но запнулся и тотчас посторонился, снимая свою синюю фуражку с лакированным козырьком. – Да-да, разумеется.

Дом оказался давно заброшенным магазином, снятые вывески, почерневшие и разбросанные взрывом по углам, перевернутые ящики, коробки, пустые прилавки под слоем пепла говорили о том, что здесь когда-то торговали шляпками, платками, чулками и прочими женскими вещицами.

– Хозяин давно перебрался в Марсель. В доме обитал якобы его родственник по имени Леон Леже, – рассказывал месье Герши. – Назвался таковым, но личность пока устанавливается, потому как среди его вещей найден блокнот с записями рецептов горючих смесей и чертежами взрывательных механизмов, принадлежащий известному анархисту, профессору, преподававшему в одной из школ предместья Сен-Дени. Также установлено, что бомба была собрана именно по этим чертежам. К несчастью, негодяй оказался каким-то образом на пути наших любителей «поиграть в анархистов», как выразился ваш земляк. Собралось их тут четверо – вышеназванный Леже, двое студентов – Анри Жане и Франсуа Паризо и Ромэн Виктор Лессепс.

– Студенты Жане и Паризо – частые гости в Институте Пастера. Причем более прилежных и любознательных молодых людей я не встречал. Паризо бывает у месье Ру и очень заинтересован сибирской язвой, – ответил Иноземцев, осторожно ступая по осколкам и пристально разглядывая черные стены, остатки меблировки, витой лестницы, такой же, как и в его лаборатории.

– Дело в том, что юные господа, скорее всего, были втянуты в какой-то более серьезный заговор, – продолжал Герши. – Да только мадемуазель Боникхаузен все испортила проклятому Леже. Выследила жениха, ворвалась в дом, учинила в женской манере скандал, умоляя его не подвергать семью такой опасности. А потом достала нож. Началась драка. Опрокинули стол, уронили механизм, следом упал зажженный канделябр. Вспыхнул ковер. Все в страхе бросились вон, а девушка в отчаянии повернула назад, к лестнице, и скрылась за дверью под ней. Ромэн кинулся ее спасать. Что произошло между ними, где она скрылась, никто не знает. Однако картина налицо – полиция и пожарные обнаруживают ее под самой этой лестницей, рыдающей над совершенно почерневшим телом юноши. Ни волос, ни лица, конечности – обуглившиеся пеньки. Лишь по остаткам одежды, да по золотой ладанке, что он носил с детства, удалось его опознать.

– То есть это все? – скривился Иноземцев. – Одежда и ладанка?

– Не совсем, – смутился адвокат. – Рост, возраст… Смерть наступила не от ожогов, а по иной причине. Три ножевых ранения, полученных ранее, нежели наступил пожар, увы, говорят, что юноша был убит до того, как занялся огонь и раздался взрыв.

Иноземцев недоверчиво покачал головой.

– И вы полагаете, Уль… Элен Боникхаузен пырнула внука Лессепса ножом, а потом вернулась, чтобы оросить тело слезами?

А про себя добавил: «Так еще лучше. Достать просто труп, ударить по нему ножом, а потом подбросить его гораздо удобней, нежели достать труп, непременно погибший от ожоговых мук. Тут и особенности имеются тонкие. К примеру, опаленные органы дыхания, сожженная роговица. А вот узнать после того, как тело обуглилось, были нанесены они прижизненно али нет, тут уж нипочем не узнаешь».

Хотел было сказать об этом адвокату, да смолчал. Что он за человек, Иван Несторович не знал, потому не хотелось открывать всех замыслов. Какой-то он чудаковатый. К тому же пришлось бы тогда объяснять, какой Элен Боникхаузен была затейницей, а это лишнее.

– Вы правы, возвращение ее не вяжется ни в какие законы логики. Я не знаю, что и делать, – продолжал тот. – Все указывает на то, что моя подопечная убила в гневе своего возлюбленного. А вернулась, ибо раскаялась… А может… Может, он мучился от ожогов, а она милостиво решила покончить с его страданиями. При этом остается загадкой, как ей удалось не сгореть самой и отделаться лишь ссадиной на виске. Увы, говорить она не желает. А может, и вправду повредилась головой и не помнит, как все вышло. Так что мне остается лишь упорствовать в смягчении ее наказания, ведь благодаря девушке задержан опасный преступник, да и попробовать доказать, что месье Ромэна она зарезала из жалости…

– Очень может быть. Почитать бы заключение, – в задумчивости проронил Иван Несторович. – Но сначала повидаемся с Жане и Паризо. Сейчас как раз закончились занятия в Сорбонне, и они должны быть у Пастера. Если меня кто-нибудь подменил на лекциях, то нам повезло и мы их там застанем.

Магазин был бегло осмотрен. Взрыв произошел на первом этаже, в одной из задних комнат, снесло несколько перегородок, обвалился потолок. В центре, где сдетонировала бомба, уцелеть было невозможно, любого при такой мощи разорвало бы на куски. Иноземцев решил, что еще вернется поглядеть, нет ли потайных дверей и подвалов. Он был уверен, что таковые быть должны, хотя тот факт, что полиция ничего не нашла, настораживал.

Почему-то вновь сработала осторожность, про подвалы смолчал, бросив на растерянного адвоката недоверчивый взгляд. Тот оглядывал стены, комкая в руках изрядно помятый котелок. Иноземцев дал бы десять против одного, что у юноши это первое дело.

34