Тайна «Железной дамы» - Страница 83

Пройдя к столу, на котором в строжайшем порядке были расставлены книги, бювары, письменные принадлежности, месье Лессепс вынул из низенькой шкатулочки для ценных бумаг какой-то документ и, застыв в нерешительности, продолжил:

– Я боюсь вас обидеть, но решение было принято еще вчера. В очень узком кругу. Эта бумага, – протянул он сей манускрипт, пребывая в крайней степени смятения, – купчая на замок в Берри, близ Буржа, со всеми заверениями. Осталось лишь вписать имя покупателя. Имя того, кто найдет живым или мер… живым моего мальчика, моего бедного Ромэна… О, какая мука – неведение и ожидание самых страшных вестей. Неужели это позади?.. – Старик провел унизанными перстнями пальцами по бледному лицу. – Завтрашним утром я намеревался сделать объявление во все газеты, что отдам родовое поместье во спасение внука. Теперь это излишне. Спаситель передо мной, и я счастлив вручить вам эту купчую.

Иван Несторович отступил на шаг и отрицательно покачал головой, но ни слова сказать в ответ не смог. Мгновенно весь французский вылетел из его головы.

– Не сегодня завтра Лессепсы станут банкротами, пусть же родной дом попадет в руки достойного человека, нежели разлетится по кусочкам с молотка. Об одном лишь прошу, – говорил Лессепс, приближаясь к доктору. – Все, что сегодня произошло, должно остаться в тайне. Никакой шумихи, никакого скандала…

Он сунул в руки Иноземцева бумагу и почти вытолкал за дверь в гостиную. Через минуту о решении Лессепса-старшего было объявлено всему семейству, никто не высказался против, кроме самого Иноземцева. Тот вдруг стал говорить исключительно по-русски, заикаясь и мотая головой. Но воспротивиться дюжине окруживших счастливых и благодарных родственников его ученика задачей было непростой. Ромэн стоял поодаль и продолжал выжимать из себя фальшивые страдания, но все же не смог лишить себя удовольствия исподволь хитро подмигнуть доктору.

Именно этот лукавый взгляд в мгновение ока заставил Ивана Несторовича вдруг взглянуть на случившееся другими глазами.

Он выпрямился, сложив бумагу вчетверо, убрал в нагрудный карман, чинно откланялся и испросил соизволения идти. И даже на ужин не остался, хотя был тотчас же приглашен.

Не было никакой надобности наказывать глупого мальчишку, ставшего волей барышни Бюлов всего лишь марионеткой в числе прочих таких же ее подопечных. Она была и остается распорядителем своего передвижного театра.

Что до поместья в Берри – он его заслужил.

Эпилог

Иноземцев явился на Северный вокзал в девятом часу вечера. Поезд до Кале был готов к отправке и должен тронуться через несколько минут. Перрон тонул в ночных огнях и, невзирая на позднее время, был полон прибывшими, отъезжающими, провожающими, носильщиками, торговцами сладких булочек, горячего кофе. Неистово работая локтями, Иван Несторович пробирался сквозь толпу к локомотиву, одновременно оглядывая прохожих – негодница могла появиться в каком угодно обличье. Но Иноземцев намеревался узнать ее даже под поповской бородой, даже в костюме работника вокзала.

И, быть может, именно поэтому сегодня Ульяна не стала прибегать к уловкам в маскировке.

Иван Несторович увидел ее у вагона люкс-класса. Одетая в отороченный соболем жакет, с пышным турнюром-юбкой, шляпке-таблетке и широким цветастым платком на плечах, она вальяжно плыла вдоль платформы, а рядом на тонком серебряном поводке семенил черный грифон. Его грифон!

В бешенстве Иноземцев сорвал с себя котелок и запустил ей вслед. Но до дамы в русском платке он, конечно же, не долетел, она и не заметила этого нелепого яростного движения. Дойдя до дверцы в вагоне, подобрала юбки, легко ступила на подножку, огляделась, покрасовавшись тонким профилем под густой вуалью, и исчезла в проеме.

Через мгновение Иноземцев шагнул внутрь ее спального купе.

– Ах, – чуть слышно вскрикнула Ульяна, увидев перед собой бледного, взлохмаченного, с перекошенным от ненависти лицом доктора. Но выражение удивления на ее лице тотчас же сменилось томной улыбкой.

– Не думала, что вы меня так быстро отыщите, – прошептала она, приблизившись. – А душа стенала, ведь мы и не попрощались даже…

Нежное прикосновение ее пальчиков к вороту распахнутого редингота на какую-то минуту парализовало доктора. Перед глазами всплыло воспоминание о ночи на башне, и по сердцу точно кошка полоснула когтями.

– Вы как наркотик, как яд, – в отчаянии прошептал он. – Как… Как луноверин… Хуже!

Луноверин…

Рука невольно скользнула в карман, пальцы нащупали шприц, который он все это время носил с собой с того злосчастного дня. Решение пришло в одно мгновение. Иноземцев сам не понял, как выхватил его и вонзил иглу в плечо девушки.

Глаза ее округлились, с губ слетел сдавленный стон. Иноземцев едва успел отбросить шприц, как она, пошатнувшись, мягко опустилась на едва подставленные руки.

– Попалась, да? – из-под полуопущенных ресниц скользнул лукавый взгляд.

Через несколько минут наступил обморок. Полтора сантиграмма оказались сильнее Элен Бюлов.

Продолжая держать ее в объятиях, пораженный Иван Несторович присел на краешек обитого бархатом дивана, потерянным взглядом окинув купе. На столике небрежно были брошены документы. Поспешно дрожащими руками он взял билет и паспорт. Раскрыл и обомлел. Ульяна Владимировна Иноземцева, Санкт-Петербург, значилось в нем.

В купе заглянула голова проводника.

– Поезд готов к отправлению, – объявил тот и осекся, кинув изумленный взгляд на пассажирку без чувств.

Иван Несторович нашелся с ответом тотчас же и, глазом не моргнув, произнес откровенную ложь: