Иноземцев свернул на Сен-Дени и припустился бегом. Только на углу улицы Бержи смог разглядеть в свете тусклого фонарного освещения окутанный вечерней дымкой быстро шагающий силуэт в просвете между домами. Хотел окликнуть, но вовремя сообразил, что неплохо бы и проследить за плутовкой, пока та не заметила слежки, авось бы что узнал. Вечер, невзирая на затянувшееся бабье лето в этом году, был прохладным, с реки поднимался туман, клубясь в свете фонарей. Иноземцев кутался в редингот, неслышно скользил вдоль домов, стараясь не выходить из тени.
Вскоре над крышами выросла громада Порт-Сен-Дени – высокая арка с обилием барельефов. Сама улица расширилась, но петляла, как змея. Иноземцев то терял Ульяну из виду, то нагонял вновь. Наконец они оба оказались на довольно широкой площади, образованной слиянием одноименного бульвара с бульваром де Бонн Нувели и оной аркой в самом центре. Площадь утопала в огнях, экипажах, гуляках, магазинных лавках и кафе, сплошь забитых людьми. Сие вавилонское столпотворение привело Иноземцева в смущение – что он как кот за воробьем крадется, ведь взрослый человек. Остановился и несколько мгновений стоял в тени одного из домов. Ульяна же смело ступила в свет огней. Заломив панаму набекрень и вращая тросточку меж пальцев, будто заправская циркачка, зашагала прямо к арке.
«Соберись», – приказал себе Иван Несторович.
Теперь красться, как кот за беспечно скачущим воробьем, было невозможно. Запахнув полы редингота, низко опустив голову, лишь изредка ее поднимая, чтобы не выпустить девушку из виду, он решительно ступил вперед. И ноги сами понесли его вслед.
Между ними было шагов пятнадцать-двадцать. Внезапно Ульяна остановилась и, резко развернувшись, пошла прямо на Иноземцева.
– Думаете, я вас не заметила? – воскликнула она.
Тот встал и не сразу нашелся, что ответить.
– Я… Куда вы направляетесь? Я пойду с вами, – пробормотал он.
– Хорошо, – тут же – как-то даже неожиданно – согласилась Ульяна, хитро улыбнувшись. – Только, чур, не мешать мне. Уговор?
И звонко свистнула фиакру, отъезжавшему от угла улицы Клери.
– Монмартр, бульвар Клиши, – крикнула она кучеру. Не дожидаясь, пока Иноземцев сообразит открыть перед ней дверцу, сама ее распахнула и исчезла внутри извозчичьих дрожек.
Иван Несторович сконфузился, замешкался. Монмартр? Слыхивал он об этом страшном квартале столицы, слыхивал и не раз в газетах читал, насколько опасен он. Но не пускать же барышню в такие злачные места одну? Мысль сия захлестнула разум, и Иноземцев смело уселся.
– Куда же вы… – начал он было по-русски.
– Тш-ш, – прервала его Ульяна шепотом. – Говорим только по-французски. И очень тихо. Усекли? Нечего лишних следов вокруг себя оставлять. Вопросы тоже попридержите.
Она сняла панаму, бросила ее вместе с тростью на сиденье напротив. Вынула из-за пазухи сложенный в несколько раз черный шерстяной комок. Расправила его – оказался парик с короткими темными волосами. Быстрыми и ловкими движениями, выдающими отлаженное практикой мастерство, она нахлобучила его себе на голову, пригладила – сел идеально, не отличишь от настоящих волос. Следом за париком она вынула какой-то небольшой флакон с прикрученным к нему странным предметом, похожим на пистолет.
– В прошлом году мы с господином Эйфелем были в Америке. В Толедо, штат Огайо, – пояснила она. – Там прикупила себе эту штуку. Удобная. Пуль-ве-ри-за-тор называется. Его изобрели, чтобы на ранения было удобно распылять лекарство.
– Любопытно, – проронил Иноземцев, с опаской взирая на механизм.
Нажимая на крючок и смешно жмурясь, она стала опрыскивать из флакона лицо, волосы, костюм – то был какой-то странный состав с резким запахом, схожим с запахом хинина, но он быстро улетучился, едва девушка отдернула шторку. Сама же она внезапно воссияла, как фантом в ночи. Иноземцева аж передернуло от дурных воспоминаний.
Ульяна окатила его насмешливым взглядом и столь же тщательно обработала составом панаму, аккуратно сложила ее и заткнула за пояс у спины под полами сюртучка. Остатки флуоресцентной краски ушли на поверхность трости.
– Тогда на Введенке у старухи Шуберт без этой штуки мне приходилось часа два наносить краску на себя и одежду, – буркнула она.
– Не будем вспоминать старое, – сдерживая недовольство, попросил Иноземцев.
– Да, не будем, – улыбнулась девушка. – Теперь вы сами по эту сторону розыгрыша.
– Не думаете ли вы, что в таком виде на вас никто из прохожих не обратит внимания?
– Там, куда мы отправляемся, – едва ли.
– А куда… мы направляемся?
– В преисподнюю.
И, высунувшись в окошко, обратилась к кучеру:
– Будьте любезны, у «Преисподней» остановите.
Фиакр встал напротив странного здания, втиснутого промеж прочих. Иноземцев обомлел, ступив на мостовую бульвара Клиши, и даже оживленность вокруг померкла в сравнении с увиденным. Под вывеской на самой крыше «Преисподней» стекали вниз два этажа обезображенной гипсовой лепнины непонятного рисунка, освещенного двумя красными фонарями, – вероятно, то было изображение вулканической лавы.
Выступающий барельеф изображал голые фигуры, раскоряченные мученическими судорогами в обилии запекшейся крови и языков пламени. Жалюзи походили на острые клинки с зубьями и крюками. А входом служила огромная оскалившаяся пасть монстра с торчащими вперед рогами и выпученными глазами.
– Ну, вперед, чего рот разинули? – Ульяна чуть толкнула доктора в плечо, тот невольно подался вперед.