Тайна «Железной дамы» - Страница 29

– Под рынком что… находится? – спросил Иван Несторович, осушив несколько чашек прохладной воды, поданной им оказавшимся поблизости водоносом.

– Так вы в оссуариях были? – посыпались изумленные вопросы. – Под землей?

Он судорожно потянул за цепочку на жилете, глянул на циферблат – ровно половина седьмого, судя по солнцу, клонившемуся к макушке башни, – вечера. Пробыл там почти двое суток.

И рассказали добродушные торговцы и прохожие, которых случай занес в эту минуту на участок рынка у складов, что сто лет с лишком назад располагалось здесь старинное кладбище под названием «Кладбище Невинноубиенных Младенцев», и которому было ни много ни мало тысяча лет. До того оно переполнилось, что в один прекрасный день провалилось под землю, утянув за собой пару окрестных улиц с домами. Тогда власти приняли решение расчистить завал, а останки обработать специальным раствором и уложить аккуратненько в нишах стен старой каменоломни. Столько этих останков было, что на многие километры под Парижем стены, вымощенные костями и черепами, тянутся, а кто попадет туда, дороги назад не сыщет.

А того, кто сыскал, того, кто смог подняться со дна царства смерти, всем рынком проводили до фиакра. Целая толпа мальчишек бежала потом вслед за экипажем и кричала что-то вроде: «Господин с черным грифоном! Господин с черным грифоном, побывавший в аду! Польский колдун восстал из царства тьмы! Берегись его!»

Улица Медников была необычайно оживлена, толпа окружала его дом, на крыльце стоял полицейский.

Появление доктора перепачканного, в пыли и паутине, без пиджака, с оторванным рукавом и лицом, как у трубочиста, и в ссадинах вызвало всеобщее ликование. Такой переполох из-за него одного? Поди, тоже сейчас кричать начнут в страхе и польским колдуном величать. Иноземцев соскочил со ступеньки фиакра и, низко опустив голову, проскочил в дверь, секунду назад через порог сиганул грифон.

Завалившись в собственную белоснежную, всегда сияющую чистотой и оттого насквозь пропахшую дезинфицирующими растворами, лабораторию в этаком виде, доктор мог думать лишь о ванне и о пациентах, которые, видимо, ждут его со вчерашнего вечера. Он уже сделал шаг по направлению к туалетной комнате, как неожиданно наткнулся на Илью Ильича. Невзирая на почтенный возраст, тот слетел вниз по лестнице и с перепуганным бледным лицом кинулся навстречу доктору.

– Где вы, господи боже, были? – выдохнул он, сторонясь перепачканной, но обрадованной собаки, тотчас оставившей на его клетчатых брюках серые пятна от лап. – Что у вас за вид? Больные штурмуют вашу лабораторию, соседи волнуются. Уж не передать, как мы все напуганы. Пропали! Будто в воду канули. Полиция! Полиция прочесывает все улицы Парижа, перевернула здесь все вверх дном, обшарила Институт. Один бог знает, что такое происходит.

Иноземцев дошел до лестницы, оперся о перила и с усталым вздохом опустился на ступеньку.

– Вы не поверите, Илья Ильич, – вздохнул Иван Несторович. – Какой же я неудачник…

– Объясните толком, объясните, богом заклинаю. Вы на волосок от ужасного обвинения!

– Какого обвинения? В чем? Вы сами тоже хороши, Илья Ильич, могли бы и предупредить, что под домом подвалы со стенами сплошь из мощей.

– Вы были в подвале? – ошарашенно воззрился биолог.

– Да, я был в подвале! Вдоль и поперек его исходил, чуть не помер, насилу выход нашел, через рынок вылез. – Иноземцев, кряхтя, сделал пол-оборота и бросил взгляд на крышку люка. – Мне отсюда не видать… Очки, видите ли, там и оставил. Подвал закрыт? Кто его закрыл? Я оставил его открытым… А-а, видно, пес спрыгнул вниз и каким-то образом задел…

Он недоговорил, дверь отворилась, и вошел молодой человек – круглолицый, упитанный и неповоротливый, в рединготе, пуговицы которого вот-вот готовы были дать залп, со светлыми барашками волос, обрамлявшими гладкое розовощекое лицо, но такое перепуганное и озабоченное, что Иван Несторович невольно поднялся, ощутив вдруг подспудный страх. Молодой человек поклонился, вдруг смутился, опустил голову, позабыв представиться.

– Эмиль Гершин, адвокат из конторы «Гру и Маньян», – поспешил представить его Мечников.

– Эмиль Герши́, – поправил адвокат, все еще продолжая смущаться и отчаянно краснеть.

– О, – воскликнул биолог и затараторил по-русски, – я полагал, что вы из Гершиных. Знавал я одного Гершина.

Розовощекий адвокат сделал несчастное лицо.

– Простите, я ни слова не понимаю.

– Так вы не… Прошу простить, комиссар был здесь, он сказал, что вы возьметесь за это дело!

– Я очень сожалею! Я совершенно не говорю по-русски, но месье Маньян… Он был уверен в обратном. Месье Маньян, мой начальник, вероятно, полагал, что если один из подозреваемых – русский, то мое участие в нем принесет больше пользы делу. Но за дело я, конечно же, возьмусь.

Иноземцев в ужасе слушал сбивчивую речь адвоката. А следом перевел недоуменный взгляд на Мечникова.

Тот стал объяснять:

– Господин Гершин… то есть Герши́ ждет вас со вчерашнего вечера. Впрочем, как и один из инспекторов комиссара Ташро с полицейским, который дежурит на крыльце… – Он опасливо выглянул в окно, – и который уже, как я погляжу, отправился доложить, что вы нашлись. Месье Герши хочет задать вам несколько вопросов касательно вашего ученика Ромэна Виктора Лессепса, которого убили позавчера утром.

– Убили? – не расслышал Иноземцев, совершенно сбитый с толку. – Ромэна убили? Когда? Кто?

– Да. Произошло несчастье. После званого ужина, который был дан в честь его невесты, помощницы и родственницы месье Гюстава Эйфеля и на котором, как оказалось, были и вы, Ромэн Лессепс отправился на какую-то тайную встречу. Знаете, молодежь нынче любит поиграть в анархистов и социалистов, организуют сходки по разным темным углам. Да вы, верно, знали обо всем этом! В общем, в очередной раз собрались друзья юного Лессепса в доме на улице Риволи для демонстрации взрывного механизма, между ними произошла потасовка, бомба каким-то неведомым образом сдетонировала, все успели выбежать на улицу, а юноша – нет.