Иноземцев глубже упрятал горе в доспех. Не помогло. Лекцию прочесть не смог, откупился парой заковыристых заданий. Подпер подбородок рукой и под студенческий шум-гам простоял у кафедры, глядя в одну точку. А перед глазами мелькали картинки из давешней встречи, ее улыбка. Ах, это ее задиристое остроумие, умение играть не хуже знаменитой Сары Бернар!
К концу дня Иноземцев уж совсем не знал, как быть, что делать, куда идти и как тоску свою унять. Ноги несли невесть куда. Он шел бесцельно, долго-долго, не разбирая дороги, мимо особняков, освещенных ярко и темных, заброшенных, мимо кафе с оживленной публикой, мимо лавок с вывесками над прозрачными витринами, вольных торговцев с тележками, полными книг, глиняных фигурок, какой-то бесполезной мишуры, зашел на Марсово Поле, походил по павильонам Выставки среди толпы. Та чуть поредела с мая, да и сквозь думы толпа казалась лишь армией полупрозрачных теней, проносящихся мимо, беззвучно открывающих рты, бесконтрольно размахивающих руками и ногами. Иноземцев ни голосов не слышал, ни уличного шума, все в уме вчерашний разговор гудел.
Потоптался час, другой, третий. Надо бы домой… Что без толку маяться? И перебрался на правый берег, а потом некоторое время брел по набережной Сены, пока вдруг не оказался на улице Риволи. Но вместо того чтобы повернуть к себе, шагнул в противоположную сторону и притопал на авеню Монтень, к особняку Лессепсов.
Дом промышленника был самым, должно быть, распомпезным. Еще бы – визир египетского паши проживал в нем, кузен императрицы. Несколько дюжин экипажей, свет, небывалая оживленность, лакейская беготня – сегодня у хозяев большое торжество. Иноземцев уже не шел, летел вперед на свет, хлеставший из широких начищенных окон. Летел, точно мотылек со сбитыми инстинктами на пламя, ничто его не могло остановить, никакие кратковременные вспышки здравого смысла, ни тупая боль, что разрывала сердце. Он несся и скрежетал зубами. Гадкая, подлая девчонка, всю жизнь исковеркала, а замуж выходит за другого!
Словом, как попал вовнутрь, как встретил его с радостным восклицанием Ромэн, как представил гостям, а следом Ульяне, одетой в небесно-голубой атлас и с вуалькой на лице, он уже точно в тумане воспринимал. Чуть пожал ее пальчики, затянутые в кружевную перчатку, будто впервые встречает, глядел сквозь и даже не улыбнулся.
Это были самые странные несколько часов в его жизни. Человек, который представился Иваном Несторовичем Иноземцевым, который держался просто и даже порой увлеченно беседовал с гостями, проявляя к разговору больше охоты, чем обычно, словно никогда и не страдал от душевных мук какие-то четверть часа назад.
О защитные функции организма, всегда являющиеся на помощь, когда, казалось, все потеряно! О чудо человеческой психики, загадка подсознания, о самый глубинный и неискоренимый инстинкт, воскрешающий все рефлексы и стремления победить боль и выжить! Эволюция дала обществу способность распознавать больного, дабы иметь возможность его уничтожить, но и она же – противоречивая, но милосердная – дала больному все силы вселенной подняться и восстать против боли.
Присутствие Ульяны Владимировны в окружении почтенной публики – а всякая толпа Иноземцевым воспринималась с опаской и затаенной враждой – возымело на него неожиданное действие, воскресив все внутренние резервы душевных сил. Здесь все величали ее либо Элен, либо мадемуазель Боникхаузен. А она старательно в ответ выжимала из себя немецкую степенность и немецкий же акцент. Ходила мимо беседующих, точно по озерцу лебедушка плывет, покачивая турнюром.
Вместо того чтобы сидеть букой и зеленеть от негодования, Иван Несторович с удовольствием поведал Лессепсам – отцу, месье Шарлю, и деду – об успехах чада, не поскупился на похвалу, чем удивил последнего. Ромэн и Ульяна многозначительно перекинулись взглядом, озорно подмигнув друг другу. Но Иноземцев от отчаяния стал еще более любезным и впервые в жизни принялся отвечать на расспросы. Милостиво поведал, над чем работает, какими методами пользуется в медицине и какие опыты ставил с электричеством. Сегодня в доме Лессепса собралось все Географическое общество, оттого кружок вокруг Иноземцева образовался едва ли не больше, чем вокруг будущей невесты. Ощущая ее присутствие за своей спиной, доктор совсем обезумел. Такое обуревало им невыносимое желание позлить подлую. А та в долгу не осталась – полюбовно звала жениха Ромео, а жених в ответ с придыханием – Джульеттой. А тут разговор будто нарочно вдруг повернул в прелюбопытнейшее русло – французов заинтересовало русское житье-бытье, и Иноземцев не сдержался.
– А послушайте сказку, – начал он, поглядев выразительно на невесту, – о русской царевне-озорнице и дебоширке по имени Елена Премудрая… Я сам в ней участвовал – Иванушка-дурачок к вашим услугам, ни дать ни взять. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был бравый генерал по имени Кощей Бессмертный, и жила у него на воспитании девица…
Полностью переняв манеру коварной Элен рассказывать сказки, поведал о своем приключении в замке генерала Бюлова – слово в слово, только персонажей наделил сказочными именами. Поведал о Генерале Кощее с добрым сердцем, о Змее Горыныче с чином коллежского секретаря, о рыжеволосой Бабе-яге, что с Премудрой Еленой спелась, о том, как жизни едва не лишился и как преступниц-таки изловил. О, до чего было сладко наблюдать вытянувшееся личико баламутки, жесткую складочку у милого ротика и грозно сведенные брови. Ульяна сердилась, то и дело играя веером, – раскладывала, складывала, точно кошка хвостом бьет, когда недовольна. Глаза сверкали недобрым огнем. Было с чего.